Кто такие фронтовые операторы?

Эпизод из реальной фронтовой хроники: советские бойцы идут в атаку. Камера издалека снимает вспотевшие лица, разинутые в крике «Ура!» рты, пулеметные очереди. Атакующие приближаются, кто-то падает под пулями, кто-то…

И вдруг — озарение. Это ведь не кино. Чтобы снять наступление, оператор должен был находиться на несколько десятков шагов впереди. Лицом к своим. А значит — спиной к чужим. Которым все равно, что в руках у оператора — камера, а не автомат. Которые стреляют.

«Огромность их труда соответствовала огромности войны», — так однажды написал о фронтовых операторах поэт Константин Симонов. Труд и в самом деле был нешуточным. За 1418 дней войны советские кинодокументалисты отсняли более трех с половиной миллионов метров пленки. Чего это стоило — другой вопрос.

К съемкам военной хроники СССР оказался не готов. Своих репортерских камер в стране не было. Снимали в основном американскими аппаратами, к фронтовым условиям не приспособленными. Эти камеры работали всего минуту. Потом оператору приходилось прерывать съемку, заводить пружину — и так без конца. Вдобавок, в кассете было всего тридцать метров пленки. Она заканчивалась в течение нескольких минут. И снова оператор, где бы он ни находился — в бою, под бомбежкой, — должен был пригнуться, опустить руки с камерой в темный мешок, перезарядить, завернуть отснятую пленку в фотобумагу и снимать дальше. До следующей перезарядки.

Были и другие технические сложности. Камеры распределялись по указанию высшего начальства — техника американская, страшно дорогая. Потеря или умышленная порча пахли трибуналом. Впрочем, одно дело, чем снимать, и совсем другое — что. В этом вопросе на фронте существовала целая система запретов.

В самом начале войны, во время немецкого наступления, операторам строго-настрого запретили снимать отступление, разрушения, потери — чтобы не усиливать панику. Да и у самих кинодокументалистов снимать такое не поднималась рука. Позже запрет на «паническую» съемку будет снят. Когда наверху поймут, что весь этот кошмар помогает солдатам мобилизоваться, будит в них жажду мести, волю к победе. «Снимите мне умирающего. Снимите раненого. Снимите медсестру, которая из последних сил тянет на себе солдата и, может быть, скоро погибнет сама! — просил военных операторов режиссер Александр Довженко. — Да, это страшно, но этот ужас — подвиг ради спасения».

И все-таки… Снимать на фронте разрешалось далеко не все. Так, один оператор поплатился за то, что без разрешения снял Сталина, когда тот выезжал на фронт. Хроникера-нарушителя сослали в штрафбат. Другой оператор, один из известнейших кинодокументалистов Великой Отечественной Семен Школьников, рассказывал о запрете, существовавшем на Центральной студии документальных фильмов. По директивной инструкции, тамошние редактора уничтожали все кадры, снятые вне боёв. Окопный быт в документалистике не приветствовался.

Зато приветствовались атаки, героизм, наступающие танки. Из таких кадров на Центральной студии монтировали «Союзкиножурнал», который сразу же отправляли на фронт. Часто работать приходилось в спешке — чтобы события не потеряли новизны. Потому от операторов требовались не просто разрозненные кадры, а настоящие мини-эпизоды, с сюжетом и драматургией. Так что «бойцы видеофронта» вынуждены были быть и сценаристами, и режиссерами. Однако большинство фронтовых операций были засекречены.

Поиск правильного места для съёмки был делом крайне важным. На фронте существовало правило — кинооператор, как и сапер, ошибается один раз. Каждый пятый из них погиб. Те, кто выжил, уверяли, что спастись им помогла разве что интуиция. И лишь благодаря операторскому профессионализму мы знаем, как выглядела Великая Отечественная война.